www.gurchenko.ru
Крупным планом |
В одной старой, благополучно забытой
комедии Гурченко сыграла изобретательницу велосипеда. И, пожалуй, лучшей
характеристики для нее не найти. Неожиданная, неуемная, экстравагантная, она
вечно экспериментирует, преодолевает, раздражает, доказывает и
побеждает!
Кажется, вторая половина ее жизни -- это бесконечный
реванш за былые поражения и разрушенные иллюзии, за страхи, беззащитность,
невостребованность. И вроде бы все уже доказано и никто не отнимет у нее титулов
"великой" и "неистребимой", а она все продолжает свою "партизанскую
войну".
СМЕЙСЯ В ЛИЦО СУДЬБЕ, ПРИМАДОННА!
"Людмила Марковна! А что ж у вас глаза такие красные?" -- всплеснула руками мосфильмовская гримерша. Ей предстояло подготовить Гурченко к съемкам финала "Старых песен о главном -- 2", а вид у звезды был совершенно незвездный: она только-только поднялась с больничной койки. А по Москве тем временем продолжал гулять зловещий слух: у Гурченко рак крови в последней стадии! Да, в 1996 году на нее внезапно свалилась болезнь с непроизносимым названием -- гаптеновый агранулоцитоз. "Я очень сильно болела. Вирус, заражение крови. Я должна была умереть, но не умерла. И на этой волне выздоровления... (нужно иногда побалансировать между этим и этим, между смертью и жизнью, чтобы ощутить радость жизни)... я вдруг поняла: ведь многим людям я не сказала того хорошего, что я о них думаю. Помню, незадолго до своей смерти мне позвонил Зиновий Ефимович Гердт. Мы были дружны с ним. Пели. Снимались. И вдруг он звонит: "Это Гердт. Я хочу тебе сказать: не обращай ни на кого внимания! Ты..." -- и дальше ТАКИЕ слова... И вот когда на показе у Юдашкина я увидела Аллу с Филиппом, я подошла и с удовольствием сказала ей какие-то хорошие слова. А "Примадонна" случилась потом..."
...Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: "Примадонну" Алла Борисовна Пугачева сочинила о себе. Она даже обмолвилась в одном интервью, что спустя время обнаружила в тексте неожиданный смысл. Фразу "Вот он -- последний бой, примадонна!" можно отнести... к Филиппу Киркорову! Ведь "бой" по-английски -- мальчик, а другого мальчика, как считает Пугачева, у нее уже не предвидится. Но, когда дело дошло до съемок клипа, или певице кто подсказал, или сама догадалась: своей персоной иллюстрировать его не комильфо. И возникла счастливая идея: Гурченко! Тем более и слова -- как будто с ее жизни списаны. "Словно раненая птица с опереньем золотым" -- про гурченковские перья и блестки знают все, про настрадавшуюся ее душу -- тоже. Или -- "Ей кричали "браво!" за причудливый фарс". Кричали, никто и не спорит, именно за причудливый...
Пугачева позвонила Людмиле Марковне и попросила разрешить использовать в клипе фрагменты из ее "Бенефисов". "Что за песня?" -- поинтересовалась Гурченко. Тут же по телефону ей дали прослушать запись. Песня понравилась: "не банальна, не на трех аккордах и спета прекрасно", и она сказала: используйте. А потом приехала на съемку, ведь снимал клип Федор Бондарчук, с которым Гурченко сделала фильм "Люблю" и которого она и вправду любит. "И там родилась импровизация: я в черных очках на заднем плане что-то изобразила, без сценария и репетиции". Съемка проходила ночью. И две примадонны, в подружках никогда не ходившие, "не знали, о чем говорить".
А потом, когда Филипп задумал "Сюрприз для Аллы Борисовны", он предложил Гурченко спеть любую песню из репертуара "своей зайки". Людмила Марковна удивилась: "Разве можно петь песни, которые Алла поет совершенно?!" Но Киркоров оказался красноречив, Гурченко засомневалась: подумаю, а если она говорит "подумаю", то, значит, уже согласна. Ей привезли коробку пугачевских дисков, и, закрывшись с мужем на даче, она их слушала. "И вдруг -- песня ("Фотограф"). И со мной тоже такое бывало: я не могу сниматься, плохо выгляжу, и голова болит... И я вспомнила то время, когда на меня так подействовали ее песни. Все пели, но не то, не так, и вдруг Алла запела -- свободно, мощно..."
Пятиминутный спектакль, разыгранный Гурченко в тот апрельский вечер на сцене "Олимпийского", оставил ошеломляющее впечатление. Она в очередной раз "изобрела велосипед", сделав своего "Фотографа". О, это платье с откровенным разрезом, этот замысловатый гербарий на голове, но главное -- нерв, страсть, молодая энергия. (Кстати, проблему возраста 63-летняя артистка решает просто, начиная свои концерты с обезоруживающих слов: "Когда я родилась, все и так знают. У меня больше нет никаких изъянов, только вот годы...").
Читающим людям пунктир ее жизни (Харьков, военное детство, Москва, ВГИК, "Карнавальная ночь", успех, забвение, отчаяние, взлет, пятый муж и т.д.) хорошо известен -- по автобиографической книге "Аплодисменты", написанной Гурченко легко и сочно. Взяться за перо ее заставил Андрей Кончаловский, когда во время съемок "Сибириады" услышал ее устные рассказы. И первые три главы Людмила Марковна "накатала за один присест, хотя мне и письмо лень написать, и сочинения в школе всегда списывала"
По отзыву Никиты Михалкова -- он был первым, кому Гурченко доверила прочитать рукопись, -- "эта книга не просто история девочки, которая выросла и стала знаменитостью. Это история уникальной личности во всей сложности и противоречивости ее духовной жизни". В книге есть масса преднамеренных недомолвок и загадочных полунамеков. "Мой слабый эзоповский язык", -- признает и она сама в последнем издании "Аплодисментов", но многих важных имен по-прежнему не называет. За порог кухни или спальни Гурченко никого не пустила и не пускает. А на нескромные "записки из зала" отвечает так: "Сплю я со снотворным. Потому что очень много думаю". Но об одном человеке -- своем папе -- она готова рассказывать бесконечно. И о том, что "нерусским" именем "Марк" отца назвали по святкам -- родился он в день святого Марка. И что настоящая его фамилия -- Гурченков: в конце 20-х годов, когда отцу меняли паспорт, букву "в" не расслышали. И что по отцовской линии у нее есть старший сводный брат Владимир, с которым впервые она встретилась, когда Марка Гавриловича провожали в последний путь. И что ее отец был "почти неграмотным в сегодняшнем понимании слова "образование". Из прожитых семидесяти пяти своих лет сорок пять папа жил в городе, но так и не научился говорить грамотно". А с каким блеском воспроизводит она отцовское жизнелюбие и его речь ("Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влыбайсь и дуй свое!"), тот самый "харьковский диалект", с которым "актриса Гурчэнко" боролась в первые годы московской жизни. Это отец внушил Люсе, что ее место -- на подмостках, на экране, что артистка должна быть артисткой всегда и везде: "Хай усе будут як люди, а ты вертись, як черт на блюди. Такая ето профессия".
Конечно, когда-нибудь дотошный биограф издаст подробное жизнеописание одной из самых ярких артисток уходящего века. И наверняка там окажутся факты, которые сегодня Людмила Марковна скрывает. Будут и свидетельства очевидцев, хотя иных, как первого мужа Гурченко, отца ее единственной дочери сценариста Бориса Андроникашвили, уже нет в живых. А другие далече -- ее друзья разбросаны по всему свету. К примеру, бывая в Чикаго, актриса всегда останавливается у своей школьной подруги, и ее мама, тетя Соня, говорит: "Я приготовила борщ и котлеты без чеснока -- у тебя же, Люся, встреча с народом". Но едва ли что-то или кто-то, какой-нибудь чеснок или перец, сможет разрушить легенду. Разве что дополнить занятными подробностями, забытыми историями. Вот актриса Тамара Семина, с которой Гурченко одно время делила комнату в общежитии, намедни так вспоминала об их студенческих годах: "Люська Гурченко тогда снялась в "Карнавальной ночи". Ой, что было! Уже артистка, знаменитость! На нее прямо молились. И она так покровительственно нам говорила: "Ну ты ничего девочка, ничего". Или: "Да-э, у тебя не сложится судьба". А мне сказала: "Ты будешь играть все. Ты хорошая девочка".
Гурченко не любит театр. Хотя с недавних пор нередко играет в антрепризах. Когда ее спрашивают, могла бы она всю жизнь проработать в одном театре, отвечает не задумываясь: "Нет! Ни-ког-да! Интриги, группировки. У-у-у... нет, не надо! А без них невозможно, поэтому театр я терпеть не могу. Спектакль раз в месяц -- это здорово! Раз в месяц можно вытерпеть любой коллектив". О своем давнем "романе" с театром "Современник", куда Гурченко пришла в 1963 году, она вспоминает так: "Там была своя компания -- все однокурсники, им по тридцать. Мне двадцать семь. И я ученица. Когда я получила очередную Софью Исааковну, роль пожилой еврейки на кухне с примусом, подумала, что с примусом я уже хорошо три сезона поработала. И ушла из "Современника". Легко, со свободным сердцем". "Современниковский" период запомнился ей одним замечательным партнерством: в пьесе модного тогда Василия Аксенова "Всегда в продаже" она играла с Олегом Далем. "Олег исполнял роль трубача-джазмена, а я его подружку -- стиляжку в черных чулках и короткой малиновой юбочке. История знакомая: поженились, ребенок, бедность. Их соединила музыка. Мы пели с Далем на два голоса нашему ребенку колыбельную -- популярный американский рождественский блюз. Зал притихал. И от этого мы пели еще тише. И чувствовали, что "туда, туда"... Когда публика была особенно тонкой и чувственной, нас награждали аплодисментами".
Второй театральный эксперимент пришелся на конец 60-х: ее не взяли в Театр сатиры. Теперь публика спешит туда специально "на Гурченко" -- раз или два раза в месяц она играет в пьесе Радзинского "Поле битвы после победы принадлежит мародерам". А нынешней осенью Людмила Марковна сделала наконец на сцене то, ради чего она и пришла в искусство: сыграла в мюзикле. "За драматические роли я бралась от отчаяния, -- говорит Гурченко о своем сценическом опыте. -- Их другие лучше меня могут сыграть. А мюзикл -- это мое". Ее проект -- "Бюро счастья" -- собрал букет знаменитостей: от Агаты Кристи, автора идеи, до Николая Фоменко, исполнителя главной роли. Но событием, а меньшего от Гурченко уже не ждут, он не стал. Газетные отзывы -- деликатны и прохладны. Говорят, долгожданную премьеру Людмила Марковна играла больной, ее накачали лекарствами и она буквально засыпала на сцене.
Работы в кино пока нет. Она всем отказывает. "Назовите мне фильмы и роли, где вы жалеете, что сыграла не я, а кто-то, -- просит Гурченко. -- Нет этого". Начинающий режиссер Юрий Грымов предложил ей сыграть барыню в своем дебютном фильме "Му-Му". Грымовская трактовка Тургенева привела Гурченко в замешательство: "Я не представляю себе такой барыни. Аристократичная, возвышенная женщина моих лет, которая ждет немого Герасима, чтобы удовлетворить свою страсть... Ну ведь чушь?! Такую роль я не могу понять и прочувствовать".
Гурченко, по ее словам, "актриса во всех направлениях". Кроме экрана и сцены, у нее есть театр песни. "Я не могу петь все подряд. Песен мало. Правильно говорил Бернес, певца делают 20 -- 25 песен. Я с большим трудом ищу новую, как роль". Одна мелодия, простая и щемящая, возникает в ее душе в самые неожиданные моменты. В фильме, где она звучит, -- "Дом, в котором я живу", Гурченко не снималась, но вот песня... Песня "Тишина за Рогожской заставою" -- ее любимая. Самая-самая.
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ... ВЕРНЫ МЫ БЫЛИ ЕЙ...
"Вас часто спасали мужчины?" -- спросили Гурченко в телеинтервью. "Когда один утопил, другой спасает. Потом он и топит!" Среди ее мужей было немало знаменитостей: сын писателя Пильняка Борис Андроникашвили, Иосиф Кобзон, Александр Фадеев-младший, сын автора "Молодой гвардии" и Ангелины Степановой. А по воспоминаниям Михаила Козакова, на гастролях "Современника" в Саратове летом 64-го Игорь Кваша вдруг "объявил, что он отныне муж Люси Гурченко, а вовсе не Татки Штейн!" Но этот союз быстро распался. "Любовь у меня всегда была одна -- большая, искренняя, чувственная, преданная. Вот только объекты менялись, -- призналась Людмила Марковна. -- Со мной можно "экспериментировать" -- подводить, обманывать, крутить, вертеть. Я все терплю, терплю, жду, надеюсь, надеюсь... А потом -- раз! И все! Внутри все пусто, все сгорело... Я почти всегда оставалась сидеть в пепле на развалинах".
Бывшие мужья для нее не существуют, особенно Людмила Марковна не любит депуата Госдумы Кобзона, даже не здоровается при встрече. Но Иосиф Давыдович отзывается о ней уважительно: "Гурченко -- человек очень талантливый и, как женщина, извините за подробности, не похожа ни на кого. Она индивидуальна во всем..." Гурченко и секс -- отдельная тема. И Леночка Крылова из "Карнавальной ночи", и мадам из "Соломенной шляпки", и Вера из "Вокзала для двоих" -- многие ее героини достойны звания секс-символа. Имя Гурченко постоянно мелькает в рейтингах на такого рода темы. Сама она к этим разговорам относится с юмором: "Быть в возрасте немодно. Xa-xa-xa! Я уже никогда не сыграю "Маленькую Веру", но, может, "Интертетю Веру" я когда-нибудь рвану..."
Будущая актриса училась в женской школе, где все было очень целомудренно. "Я никого не знала из харьковской богемы. Это потом я прочла "Эдичку" -- уже ездила за границу и оттуда тихонько привезла, поскольку я была в делегации и меня никто не проверял. И друзьям говорила дрожащим голосом: "Я привезла Лимонова..." А когда в институте на первом курсе я играла Тургенева, "Накануне", и там надо было за ручку взяться... Обниматься?! Какой ужас! А сейчас делаешь маникюр, и тебе подсовывают какой-нибудь "СПИД-Инфо", чтобы не скучала. Я прочла недавно... Чтобы продлить оргазм, какие-то мышцы надо вот так... -- Гурченко сжимает пальцы в щепотку и не может продолжать от смеха. -- Я думаю: какой кошмар! Ей-богу, я так рада, что всего достигла своим умом, постепенно, горячим способом".
"Я не верю женщинам, которые говорят: я самостоятельна, мне никто не нужен! Какая бы умная и деловая она ни была, нужна защита, ум, плечо. Единомышленник нужен", -- говорит Гурченко. Сегодня рядом с Людмилой Марковной есть такой человек -- Сергей Сенин. Он продюсер, познакомились они в 90-м году на съемках "Секс-с-сказки". "Вот он, последний boy, примадонна! -- как сказала бы Алла Борисовна. А Гурченко ответила бы строчкой из своего шлягера: "Главное, чтоб кто-нибудь любил -- со всеми недостатками, слезами и припадками, скандалами и сдвигами, и склонностью ко лжи..."
...Один известный артист заметил мне как-то в приватном разговоре: "Гурченко? Ретро-певица. Ее оригинальный репертуар маловыразителен. Она делает с песнями Бог знает что! Вываливается с экрана, педалирует, нет чувства меры. Впереди всегда она, а песня плетется позади. В искусстве лучше "недо", чем "пере". У нее -- "пере". Повторяется. Большая актриса? Хорошо, а есть ли у нее великие роли?". Тогда, признаюсь, я не сообразил, что ему ответить. Теперь -- знаю. Лучшая ее роль -- это ее жизнь. Сыграно с гениальной изобретательностью! А главное -- продолжение следует.
![]() © "Огонек", 1998 |