Непобедимая и легендарная

Журнал "АрбатПрестиж", декабрь 2004 г.

www.gurchenko.ru

КЛАССИЧЕСКИЕ ИНТЕРЬЕРЫ ОСОБНЯКА БОТКИНА НА ЗЕМЛЯНОМ ВАЛУ, ГДЕ ПРОХОДИЛА СЪЕМКА ЛЮДМИЛЫ ГУРЧЕНКО, ИДЕАЛЬНО СООТВЕТСТВОВАЛИ ЕЕ СТАТУСУ. КАЖЕТСЯ, НИКАКАЯ ДРУГАЯ АКТРИСА НЕ СМОГЛА БЫ ПРОЙТИСЬ ПО ДВОРЦОВЫМ АНФИЛАДАМ ТАК, БУДТО В НИХ ВЫРОСЛА, И НИКТО НЕ УМЕЕТ ТАК СТОПРОЦЕНТНО, НЕУЗНАВАЕМО ПРЕОБРАЖАТЬСЯ С КАЖДЫМ НОВЫМ НАРЯДОМ. КАК БУДТО РОЛЬ ИГРАЕТ.

И тут все облегченно вздыхают, удостоверившись, что, во-первых, работа пошла, а во-вторых, мы угадали с именем фотографа.

когда камера говорит

«Когда я вхожу в кадр, и у оператора глаза горят - вот как сегодня у нашего фотографа, вот тогда и получается настоящая работа!» - объясняет она уже после окончания бесконечной шестичасовой съемки, когда мы вместе с Людмилой Гурченко и ее мужем Сергеем Сениным приземляемся в уютном итальянском ресторанчике в двух шагах от их дома. - «Вроде камера железная, но она тоже говорит. Оператор на тебя смотрит, и ты полетела... Знаете, это как первая брачная ночь: очень важен процесс притирки. Как он, а как она... Должно сойтись, вот как сегодня. А иногда не сходится, а камера работает, и тогда надо делать вид, что сходится». -

Похоже, сегодня все действительно совпало. Даже то, что нашего фотографа зовут Марк - так же, как Вашего отца. Прочитав «Аплодисменты» и «Люся, стоп!», я поняла, что он был главным человеком в Вашей жизни. Кажется, что если бы он так Вами не восхищался с самого Вашего рождения, то ничего бы и не было.

- Как ничего? Нет, было бы что-то, но с большим скрипом и, может быть, даже с грустью. Когда с детства рядом восхищение - это уже отрыв от земли. Сколько ни говори: «Ты гений, ты гений!», - ничего не выйдет. Можно только на всю жизнь заразить самоуверенностью.

С первых своих ролей Вы поразили зрителей своей нездешностъю. А когда Вы впервые поняли, что Вы не похожи на остальных?

- В три года. Я хорошо помню, это было в детском саду. Все спали, а я лежу и на потолок смотрю - а там золото, лепнина, небеса, ангелы летают. Красота такая - передать невозможно. Это было так непохоже на все, что меня окружало.

А потом я смотрела фильмы. Вижу: вот только что актриса была в обычном платье, а вот она уже танцует, и платье становится таким летящим... Я долго ломала голову, как это платье сделано, и придумала: раскроила ткань по косой - и все получилось.

- То есть, шить Вас никто не учил?

- Да кто меня мог научить - папа говорил: «У нее мать иголку, и ту у руках не вмееть держать!».

- А кто делал костюмы к «Карнавальной ночи»?

- О, это был великий мосфильмовский мастер, она меня очень многому научила. Пожилая уже женщина, Тамара Тимофеевна. Она на мне с одной стороны закалывала ткань, а потом ее ученицы переносили все на другую сторону. Там было очень много вытачек. Это то самое знаменитое платье - черное платье с муфточкой, единственное, которое в фильме именно на меня шилось. Остальные вещи достались от другой актрисы, которую сняли с роли. А в начале фильма я вообще в своем - в длинной серой юбке и клетчатой кофточке, тогда модно было.

все ручками

- Вы, когда впервые за границу поехали, как были одеты?

- Я всегда была одета лучше всех. - Даже не сомневаюсь. Но как Вам удавалось?

- У меня нормальная фантазия, и с руками все в порядке. Сумочки придумывала, умело соединяла необычные детали со старинными вещами, сама шила, вышивала...

- Своими ручками?

- Ручками, ручками, У меня есть вещи очень интересные.

О дизайнерских талантах Людмилы Марковны все наслышаны. И о том, как она сочиняла наряды, и о платьях, в которых появлялась на фестивалях в Каннах и Маниле. Сразу вспоминаются рассказы нащих знаменитых актрис про то, как им для фестиваля в Венеции сшили одинаковые платья, или как Aнна Ларионова горевала, заметив дорогие капроновые чулки па горничной в отеле. А, тут - ни одной жалобы, только «Я всегда была одета лучше всех». И ей Богу, это правда.

Я помню, как Эльдар Рязанов рассказывал историю о том, как за границей Вы за ночь соорудили себе платье.

Это не он, а Конников рассказывал, художественный руководитель Мюзик-холла.

Но я-то слышала рассказ именно Рязанова.

- Наверно, он его пересказал. Я была с Московским Мюзик-холлом на гастролях в Болгарии - это было в период, когда меня совсем не снимали. Действительно, я сшила бархатный костюмчик с белым жабо - еще ни у кого такого не было, я его сама сочинила. Даже не сочинила, а так... Я тогда купила материал, и у меня руки тряслись - не было сил дотерпеть до дома. И я ночью с иголочкой сделала все на живую нитку. А потом, уже в Москве, потихонечку пришивала намертво. У меня одно было в голове: я должна в этом платье сегодня выйти на сцену. И я продолжаю рукодельничать. Сережа все видит, как я сижу, колупаюсь с иголкой... Хотя теперь, конечно, уже реже. А к тому костюмчику еще золотые туфельки были, на заказ сделанные.

- Кому бы еще в голову тогда пришла идея шить обувь на заказ... А где шили - в театральных мастерских?

- В театральных, на Мосфильме... Всем делали туфли с одним бантиком, а мне нужно было два. И это было красиво. Туфельки на заказ - это слишком. Авпрочем... Едва ли тогда существовала у нас обувь, достойная ее. «Три пары стройных женских ног», - писал Пушкин. У кого мы видели такие ножки?Разве что у Одри Хепберн или, может быть, у Вивьен Ли. Но живьем я - и ОЧЕНЬ БЛИЗКО - такие легкие ножки,скользящие по глянцевому паркету начетырехдюймовых шпильках Yves Saint Laurent, видела только у Людмилы Гурченко. Я на этом паркете чуть не растянулась, а ей - хоть бы что.

Знакомые иностранцы, посмотрев «Карнавальную ночь», были убеждены, что Вы из балетных. Ведь и выворотность балетная, и разворот плеч.

- Может, это есть, но не из балета. Хотя лучше всего я танцую с именно с балетными. Я становлюсь среди них и сразу как в костюм влезаю. Знаете, как бывает, держишь в руках костюм и думаешь: как я его надену? А надеваешь - и все сразу появляется, вот как у нас сегодня на съемке. Так и у меня с балетом. И потом, танец органично входит в мою роль и в профессию.

Можно сказать, что в нашей стране Вы - первая представительница этой профессии. У нас, по-моему, и мюзикла до вас толком не было.

- Меня всегда серьезно волновал только этот жанр. И жаль, конечно, что не было мужа Александрова или Пырьева то есть, режиссера, который занимался бы только мной. Я, как это называется, переходила из рук в руки.

-

Что бы Вы хотели еще сыграть?

- А то, что не доиграла, да вот сейчас случайно сыграла у Кати Рождественской. Вы видели последний «Караван Историй»? Вот это интересно. Это и есть мое настоящее.

О'кей, поговорим о настоящем. Что за спектакль, премьера кото рого сейчас идет в Москве?

- Играю его с удовольствием. Спектакль называется «Случайное счастье милиционера Пешкина», поставил Андрей Житинкин. Современная пьеса. Автор - Игорь Лысов, очень талантливый человек. Феерически играет Сергей Шакуров, Женя Добровольская замечательная, великолепный Дима Марьянов. Точные и талантливые костюмы Аллы Коженковой. А я написала музыку к спектаклю.

- В «Аплодисментах» Вы цитируете Никиту Михалкова, который сказал, что ради хорошей роли Вы собственный дом готовы подпалить и даже керосин поднесете. Но разве это неестественно для настоящей актрисы?

- Мне тоже кажется, что это нормально. Актриса, рожающая детей и пытающаяся содержать в порядке семью и сниматься, - это сложная судьба. Думаю, что АКТРИСА жертвует всем ради сцены, ради кино, и на личную жизнь у нее ничего не остается. Она почти всегда жертвует личным счастьем.

- Но бывают и исключения.

- Когда муж и жена занимаются одним делом. В противном случае личное и профессиональное никогда не совпадает.

- Но у Вас-то, наконец, совпало...

- Ну, у нас с Сережей общее дело. Он - продюсер.

- Ваш роман случился на съемках?

- Нет, позже. Я снималась в его фильме «Секс-сказка», по Набокову, а потом уже Сережа приехал в Москву.

откровения

Сережа - Сергей Михайлович Сенин, муж. «У нас общее дело», - как сказано! И какое счастье, что это случилось. Поклонники наверняка помнят время, когда личная жизнь актрисы была актуальнейшим предметом сплетен. А потом вышли, одна за другой, три ее блестящие книги, в которых она рассказала обо всем и обо всех. В том числе, о мужчинах - о Борисе Андроникашвили, сыне Бориса Пильняка и отце ее дочери Магии, о пианисте Константине Купервейсе, бывшем рядом с ней 17 лет, об Иосифе Кобзоне, о котором вот уж точно лучше не скажешь: «Кобзон есть Кобзон». Как у Чехова. Антон Павлович зачеркнул большой монолог о жене и написал просто: «Жена есть жена». И о Сенине там тоже есть: «Он другой! Нет, скажу я вам, очень страшно долго жить в тропиках и враз оказаться на Северном полюсе».

- Вы у нас - первая кинозвезда, написавшая о себе книгу.

- Теперь многие пишут.

Но мало у кого так получилось. Ваши повести так беспощадно откровенны, неужели Вам не было страшно?

- Нисколько, Я тогда этого не понимала. Там было мое роскошное авантюрное детство, потом была война, ожидание папы.

И все отмечали необычайно сочный и образный язык и еще одну важную вещь: почти ни о ком из коллег ни одного дурного слова.

- Зато, когда началась перестройка, всех будто подменили. По трупам пошли. Ничего святого, все продается. Разве тогда у меня могли спросить: «Сколько вы стоите?»

- То есть?

- Буквально звонят и спрашивают: «Гурченко, сколько вы стоите?». В смысле, сколько я получаю за выступление. Я даже не знаю, как отвечать на такой вопрос.

Когда-то с Вами было записано самое первое «Телевизионное знакомство» Урмаса Отта. Я вспомнила о нем, потому что это были первые откровенные интервью на нашем, еще советском телевидении. Передача снималась для Эстонии, и в «Аплодисментах» Вы вспоминаете, что были против ее показа в Москве. Почему? Вам кажется, что «нам» и «им» надо показывать разное?

- Видите ли, это же было очень давно, тогда таллинское телевидение по сравнению с московским было очень продвинутым, там ведь смотрели западные каналы. У нас не было таких открытых, откровенных передач. А начинать всегда тяжело.

сколько весит Гурченко

Мы проговорили весь ужин. А на столе было что попробовать: сочное мясо «шатобриан», паста с белыми грибами, мидии, кьянти... «И хлебушек, пожалуйста, тот, что вы делаете. Фокаччи, с зеленым маслом», - напутствовала официанта Людмила Марковна. И тут же объясняла: «Сумасшедший у них тут хлеб, с чесноком! Изумительно вкусно». Я мысленно ей вторила, ругая себя за невоздержанность в еде и поражаясь, как актриса спокойно наедается на ночь глядя.

- Не верится, что Вы себе позволяете роскошь есть макарон?

- Макароны я не очень люблю. Но итальянскую кухню обожаю с тех пор, как впервые в 1972 году побывала в Риме. В Италии все вкусно готовят.

- Вы предпочитаете мясо или рыбу?

- Я - мясо. Вот Сережа - рыбный человек, настоящий одессит. И мама у него рыбу обожает. А я же из Харькова, откуда там рыба?

- Там и реки, небось, нет?

- Как это нет? А Лопань с лягушками?

- Вы не ограничиваете себя в еде?

- Никогда. Понимаете, никто же не ве рит. Сережа вам скажет, как я в два часа ночи могу захотеть жареную картошку.

А можно нескромный вопрос? Сколько Вы весите?

- 53.500. Всю жизнь. Я помню, как впервые взвесилась в 10-м классе. В Харькове же ничего не было после войны, все разрушено - какие весы, что вы! Мы шли по улице, и вдруг в самом центре - весы.. Тихий такой маленький бизнес. Мы всем классом встали в очередь. И я до сих пор помню эту цифру. Я вся такая плотная была. Вот с тех пор в этом пределе и держусь. Не особенно часто взвешиваюсь, может быть, граммов 300-500 иногда набираю. Вот сейчас вкусно поем, больше будет, а утром все вернется. Гены такие. Папа мой всю жизнь держался в одном весе.

- Мечта модельера. Это же Юдашкин, кажется, сказал о Вас: «У Гурченко - лучшая фигура в стране»?

- Слушайте, какая же это глупость, когда все худеют. Не надо быть толстой, бесформенной, но у женщины ВСЕ должно быть, это же так красиво.

я лицедействую

Помимо «Случайного счастья милиционера Пешкина» Людмила Гурченко и Cepгей Сенин работают еще над одним спектаклем - «Апостол Павел», по пьесе Иона Друце. «Сумасшедшая постановка- говорит Сенин, - Виктор Гвоздицкий в главной роли, Паша Любимцев играет. Показали пьесу патриарху и, с его благословения, будем играть спектакль в зале церковных соборов, на первом этаже Храма Христа Спасителя. Впервые там что-то подобное устраивается».

- А Вы религиозны? - спрашиваю у Людмилы Гурченко.

- Да нет. Хотя с детства влюблена была в церковный хор, в запах ладана. Но в моем детстве вера, даже крестик на шее... да не дай Бог, такие были времена. Теперь, спасибо властям, времена другие. И очень, очень многие ударились в религию. Зайдешь в церковь, посмотришь на людей, и кажется, что почти все там - сплошь актеры.

«А теперь вчерашний партийный босс стоит со свечкой в церкви. И лицо просветленное, обновленное, как будто никогда и не было партии, единой и нерушимой». Это цитата из повести «Люся, стоп!».

Как приятно, что Людмила Гурченко не меняет курс вместе со страной. Хотя, с другой стороны, зачем ей менять - на нее и так молятся. И каждый видит в ней свою если не святую, то, как минимум, героиню. Одни - Леночку Крылову из «Карнавальной ночи», другие - Раису Захаровну из фильма «Любовь и голуби». А я - Тамару Васильевну в «Пяти вечерах». «Это на тонкача», - польстила мне моя собеседница в ответ на признание.

- Ну, может быть, в том же ряду еще «Двадцать дней без войны» Алексея Термина. Хотя «Пять вечеров» все-таки number one, будто Вы всю свою жизнь мечтали ее сыграть.

- Да ну, что вы. Меня же записали в актрисы развлекательного жанра. Второй сорт - поет, танцует. Когда пришло время, все стали танцевать и петь, и выяснилось, что мало кто умеет. А в «Пяти вечерах» все совпало - драматургия, режиссер, актеры.

- И ни одной награды. Вы писали, что были с «Сибириадой» Кончаловского и с «Пятью вечерами» в 1979 году в Америке. Американцы поняли этот фильм?

- Поняли. Но были поражены тем, как эта женщина вообще может быть счастлива. У нее же ничего нет, и она нигде не была. Помните последний монолог Тамары Васильевны?

Я всегда плачу, когда смотрю.

- А они не поняли этой ее уверенности, что можно быть счастливой, ничего не имея, чему тут радоваться.

Ее успела я ответить, как услышала этот самый монолог. Весь, одним махом, будто в награду за долгое ожидание.

«Я здесь хорошо жила, у меня в жизни было много счастья, дай Бог каждому. И потом, я никогда не падаю духом. А теперь у меня все иначе. Спи, Сашенька, спи. Завтра воскресенье, можно поехать в Звенигород. Там очень красиво. Я, правда, там никогда не была, но говорят... Или в Архангельское. Там тоже очень красиво. Я там тоже не была, но говорят... Ой, Сашенька, лишь бы не было войны...»

ИРИНА МАК